— Я знаю, — вскинула подбородок Джил, — и иду на риск сознательно. Ведь это вы сказали: опыт стоит того, чтобы рискнуть. И оказались правы, — закончила она с грустной усмешкой.
Бекки распахнула глаза во всю ширь, рот у нее сам собой открылся:
— Вот это да! Вот так превращение! Прежняя Джил Марчмонт ни за что бы такого не сказала!
— Прежней Джил больше не существует, — тихо, но твердо, заявила девушка. — Смотрите, к нам идет официант. Так как насчет омаров?..
Прошло еще два дня. Уныло накручивая на вилку полухолодные спагетти, Джил с надеждой смотрела на телефон, но он молчал.
Сказав Бекки, что Макс звонит ей каждый день, Джил ошиблась, сегодня он не позвонил.
Вначале Джил думала, что пропустила его звонок из-за ресторана, и в душе ругала Бекки и себя. Но когда он не позвонил ни в один из следующих дней, она встревожилась. Может быть, у него начались осложнения после сотрясения мозга? Или он снова попал в аварию и лежит без сознания, прикованный к больничной койке, не в силах дать о себе знать? Семья его, видимо, ничего о ней не знает.
До сознания ее стало постепенно доходить, что, несмотря на его обещания, несмотря на явную увлеченность ею и желание обладать ее телом, несмотря на его планы (пусть прямо не высказанные) на их совместное будущее, она, Джил, оставалась где-то на периферии его жизни, была привлекательным временным спутником, о котором легко забыть. Что он делает день за днем в своем загадочном доме в Сан-Франциско? Какие читает книги, с кем общается? Что представляет собою его работа? Какие у него друзья? И кто та женщина, с которой он говорил тогда по телефону? Вирджиния! Снова и снова она мысленно рисовала красавицу, словно сошедшую с экрана: раскованную, элегантную, ухоженную, эффектно подкрашенную и, вероятно, богатую, обладающую той самоуверенностью, которая свойственна представителям высшего общества и так помогает им чувствовать себя свободно в общении с кем угодно и где угодно.
Что она, Джил, могла предложить такому человеку, как Макс Горинг? Мужчине, который завоюет любую женщину, стоит ему только пожелать. Что потянуло его к ней? Наверное, ее невинность. Повинуясь извечному мужскому инстинкту охотника, Макс нашел для себя занятным соблазнить девственницу. От этой мысли у Джил закружилась голова и загорелись щеки.
— Нет! — громко сказала она, и эхо покатилось по пустому дому. — Макс не такой!
Несколькими днями позже он, наконец позвонил. Джил так обрадовалась, услышав его голос, что мигом забыла о сомнениях.
— О, Макс! — выдохнула она. — Я так рада, что ты позвонил. Я уже начала думать, — продолжила она нарочито беззаботно, — что ты угодил в очередную переделку.
— Нет, ничего подобного. — Он казался рассеянным, будто был обременен сотней других проблем. — Я с головой ушел в эти семейные дела, так что для всего остального просто не оставалось времени.
— И как дела?
— Не очень, — последовал маловразумительный ответ, — похоже, я увяз глубже, чем думал. Одно из предприятий чуть не потерпело крах в мое отсутствие, и мне пришлось чертовски нелегко, пока выправлял положение. Проблема в том, что я не лишен чувства ответственности.
— Я тебе сочувствую, Макс. Жаль, что помочь не могу.
— Ты помогаешь, — сказал он уже другим, более интимным тоном. — Ты помогаешь уже тем, что существуешь. Впрочем, хватит о грустном. Чем занимаешься? Появился какой-нибудь кит на горизонте?
Джил вкратце поведала ему о своей работе, и они распрощались. В душе ее образовалась пустота. Этот разговор ничуть не прибавил ей уверенности. Ни одного по-настоящему теплого слова! Он скучал по ней, но не настолько, чтобы изменить ситуацию.
Бизнес, конечно, требует времени, но как быть с неофициальной помолвкой, о которой он как-то упомянул? Макс ни разу не коснулся этой темы, а Джил, хотя и сгорала от желания задать ему вопрос, сдерживала себя, чтобы он не подумал, будто его принуждают к чему-то.
С этих пор звонки его стали все реже, а их разговоры все короче. Джил уже перестала сидеть как прикованная у телефона с полудня до полуночи. За целую неделю он мог ни разу не позвонить, а когда телефон оживал, они общались, будто едва знакомые люди. И, тем не менее он продолжал звонить. Временами Джил думала, что было бы лучше, если бы он перестал ее мучить. Может быть, тогда она смирилась бы со своим одиноким существованием, полностью сосредоточившись на работе. Так, наверное, мается душа в чистилище: уж лучше определенность — рай или ад. Неведение убивает.
Сердцем Джил продолжала верить в то, что он по-своему любит ее, но никаких планов на будущее они не строили, о браке он не заговаривал.
Джил успокаивала себя тем, что он занят решением сложных проблем. Не так-то просто для мужчины вырвать себя из привычного круга забот, оторваться от семьи, от работы. И все же растущая тревога не оставляла ее. Лежа в одинокой постели, Джил всю ночь напролет уныло глядела в потолок. По крыше барабанил надоедливый осенний дождь, и в сотый раз она задавалась вопросом: неужели Максу так трудно снять трубку и позвонить, просто чтобы сказать, что у него все в порядке и он думает о ней? Неужели прогулки по пляжу и страстные ночи были лишь плодом ее воображения?
Она думала о его скрытности и нежелании выражаться ясно, о его притворстве и стремлении завоевать ее симпатию, симулируя тяжелую травму. Как-то раз он отметил ее неопытность… Может быть, и раньше Макс в душе смеялся над ее наивностью, а сейчас рассказывает Вирджинии о деревенской простушке, которую ему не составило труда затащить в постель?